Бутыли из толстого стекла позвякивали на дорожных ухабах. Плотно притертые пробки не давали ускользнуть ни единому грану содержимого. Две прямоугольные корзины были плотно уставлены бутылями, едва хватило места для вороха разноцветных шелков.
Телегу немного потряхивало, но скрипела она весьма бодро. Рядом с корзинами, свесив ноги с бортика, сидела совсем молоденькая девчонка и с интересом глядела по сторонам. В пушистом хвостике коричного цвета косы застряло несколько сухих травинок, плечи укутывала цветастая шаль, оборачиваясь вокруг тоненькой фигурки крупными складками, скромное платье по подолу украшала хитрая вышивка – ну вылитая фермерская дочка едет в город!
Когда впереди показались первые дома – высокие крыши, стрельчатые окна и перед каждым домом – обязательный небольшой садик, – а колеса телеги наехали на камни мостовой, возница притормозил:
- Ну, бывай!
- Спасибо, дядя Ислек!
Девчушка соскочила с телеги, легко подхватила корзины – будто они ничего не весили! Возчик, впрочем, не торопился уезжать:
- Скажи, Авиша…
Девушка вскинула голову, прищурилась на возчика:
- А?..
- Все-таки, что у тебя в бутылках?
- Воздух, дядя Ислек! – прыснула она в кулачок. – Воздух!..
Если бы не корзины – легкие, но все-таки громоздкие – она бы унеслась прочь. Не оттого, что хотела побыстрее скрыться – просто от того, что молода, вокруг прекрасное утро, а впереди – лучший на свете Город.
Солнце, заинтересовавшись разговором, невольно уронило луч на бутылки. Но в них и в самом деле был только воздух – ничего не отозвалось, не заискрилось разноцветьем. Только стекло брызнуло солнечными зайчиками по сторонам.
Мостовая, мощеная мелкими цветными камушками, завораживала. Прихотливо сплетенные линии перетекали одна в другую, и сказочный цветок уже становился летящей птицей, а через несколько шагов птичье крыло перетекало в пушистое облако, и все это было так прекрасно, что дух захватывало! А если такая красота под ногами, то что уж говорить о том, на что можно глядеть бесконечно? Каждый дом, каждый низкий заборчик можно было рассматривать и рассматривать. Здесь – деревянное кружево оконных наличников; по соседству – тончайшие металлические прутья ограды сплетаются в волшебные узоры; перед домом напротив цветут яркие, огромные, пушистые астры и георгины; а вон тот домик и вовсе не видно за мощными яблонями, только торчит из зеленых крон острый шпиль крыши с круглым окном прямо посередине.
Авиша вертела головой по сторонам. Не в первый раз в городе, девушка в каждый свой приезд с наслаждением шла на рынок пешком, пробуя дорогу на вкус, глядя вокруг и запоминая каждую мелочь.
А вот и ворота рынка, той же тончайшей работы – металлическое кружево поблескивает в лучах солнца, греется, подставляя бока. Авиша не стала уходить далеко – встала почти у самых ворот, поставила корзины, разворошила шелка – маленькие бутылочки из такого же радужного стекла, как и большие, выстроились стройными рядами – и приготовилась зазывать людей.
- Запахи, самые лучшие запахи!.. Цветущий луг, лес после грозы, берег реки, сосновый бор! Всего один пузырек – и в вашем доме запахнет по-новому!..
Бабушка всегда очень настаивала, чтобы Авиша беспрестанно выкрикивала эту белиберду, но девушка особо не старалась – она всего лишь несколько раз повторила эти слова, а потом поступила проще. Поколебавшись немного, выбрала по каким-то, одной ей известным приметам одну из больших бутылей, и взялась за пробку. Плотно притертая крышка подалась с трудом, со звонким хлопком – и почти сразу же над рынком поплыл свежий запах. Авиша удовлетворенно прищурилась – струйки цветного воздуха переплетались дикими лозами. Девушка невольно протянула руку и провела пальцами по подрагивающей лавандовой ветви – и ее словно окатило свежим горным воздухом. А ведь еще были и карминно-красные запахи свежих ягод, и пронзительно-зеленые травяные и древесные, и почти прозрачные – воды…
Чуя что-то интересное, люди останавливались у корзин, и вот Авиша уже аккуратно сцеживает в маленькие бутылочки ароматы, иногда мешает их, а люди смотрят завороженно – им кажется, что девушка играет на невидимых струнах.
Когда бутылки почти совсем опустели, а маленьких скляночек осталось совсем чуть-чуть, девушка пересчитала деньги. Не хватало буквально нескольких монет, но оставшиеся запахи никак не могли покрыть недостачи!..
Бабушка огорчится, она так надеялась на эту продажу…
Авиша вздохнула, глянув на бутылки. Нет, никак не хватит, да и рынок скоро закроется – последние покупатели уходят. Девушка оглядела площадь. Возле ее корзин переминался с ноги на ногу бедно одетый мужчина. Авиша улыбнулась ему, подхватила прядь запахов цветущего луга, опустила их в маленькую склянку:
- Возьмите!..
- Да у меня денег нет, красавица, - покачал он головой. – Я потому здесь и стою, но ничего не беру… Взял бы, если б мог!..
Он опустил голову. Еще раз грустно взглянул на девушку:
- Спасибо тебе за заботу, красавица, но я лучше пойду.
И в самом деле собрался уходить.
- Подождите! У вас что-то случилось, да?
Мужчина отмахнулся:
- Не забивай себе голову.
- Может… - Авиша поколебалась, но решительно докончила:
- Может, я могу вам чем-то помочь?
…Его звали Ридде, и он был беден. Но никогда не горевал по этому поводу – ни когда только женился, ни когда жена начала подкашливать… до тех пор, пока она не слегла. Она еще утешала его – все переменится, она поправится, и все будет хорошо. Но лекарь не оставил никакой надежды – чтобы спасти ее, нужно сменить дом. Провонявший подвал не способствует здоровым легким, так он говорил. Морское побережье – вот то, что нужно… да где найти столько денег, чтобы вывезти ее?.. И вот теперь она медленно угасает, а он ничего, ну совершенно ничего не может сделать!..
Авиша нахмурилась, а потом решительно начала собирать все свои склянки.
- Ведите! – строго приказала она.
Ридде глянул на нее, такую маленькую, но настроенную очень серьезно и боевито, и не посмел ослушаться.
Они шли по вечернему городу. Авиша вертела головой – в темноте казался еще прекраснее, разноцветные озера света превращали мостовые в какие-то сказочные дороги; дома словно возводились заново, еще более головокружительных цветов и форм; и плыли особые запахи ночного города, те, которым нет названия, нет описания, но вряд ли в целом мире найдется хоть что-то похожее. Задержаться бы, собрать немного, да времени нет, Ридде торопится, уже почти бежит.
Когда они подошли к нужному дому, все хорошее настроение Авиши как рукой сняло. Из подвала словно выползала серо-желтая мерзкая змея – запах болезни и потерянной надежды.
Девушка решительно отстранила Ридде и первая вошла в подвал.
Мужчина немного помедлил и ринулся за ней. Авиша уже распаковывала свои бутылки, и Ридде готов был поклясться – она о чем-то разговаривала с содержимым склянок… А потом запах болезни, ставший уже привычным словно стал куда-то улетучиваться, а на его место проник свежий морской бриз, и Инета приподнялась на локтях, изумленно втягивая воздух, а ведь последние несколько дней она почти не шевелилась…
Девушка обернулась к нему:
- Этого должно хватить надолго. Если вам понадобится еще воздух – я приеду еще через пару месяцев, найдете меня там же.
- Как…
У Ридде не хватило слов.
- Не надо меня благодарить, - улыбнулась она, подхватила свою корзину и вышла.
- …Ба, я вернулась!.. Ты прости, я недобрала немного…
Бабушка пожала плечами:
- Что ж… Нет так нет. Но чему ты так улыбаешься?..
И Авиша заговорила. Как увидела грустного Ридде, как выслушала его историю… и поняла, что ему просто необходимо помочь. Как в мерзком, затхлом подвале пришлось вместо родных запахов работать с повисшим там зловонием тоски и болезни, как мерзко было прикасаться к этой змеище… И как сложно было, выдергивая из бутылей остатки запахов, сплести их воедино, закольцевать так, чтобы они истаивали медленно, много медленней, чем обычно, и как цветная восьмерка мерцала в полумраке, когда Авиша уходила…
И каким счастьем светились и Ридде, и его жена.
- Он хотел мне денег дать, шел за мной, но я запретила.
Бабушка подняла глаза от очередной бутылки:
- Правильно. За чужую жизнь денег не берут.
И снова погрузилась в работу, свивая в туго заплетенную косу запахи домашнего уюта, свежей сдобы и моросящего за окном дождя.